Карикатура двенадцатого года

[Борис Эренбург]

Постараемся быть такими же честными как и Гете с Шиллером.

По меньшей мере такими же талантливыми...

[Sergei Tunin]

Обещать быть талантливым как Гете весьма опрометчиво,
а вот стараться быть таким же честным очень даже похвально.

[Юрий Акопян]

Нет тут почвы для полемики, в науке все это давно устоявшиеся представления. У фольклорного произведения нет и не может быть конкретного автора, иначе это не фольклор. Каждую былину полировала масса сказителей. Кто был у истоков? Опять же никто: сказки восходят к мифам, мифы к ритуалам, то есть истоки теряются во тьме веков. А истоком того или иного лубка как раз может быть сказка, былина, анекдот итд.
Даже если у данной песни, ушедшей в народ, есть автор, то все равно она уже функционирует как фольклорное произведение, обрастая вариантами, ибо нет в фольклоре авторского права и не может быть; каждый волен добавить свое или убрать что-то, его не устраивающее.
У фольклорного произведения с короткой историей, например, у актуального анекдота, легко предположить некую конкретную завязку, некое бонмо, остроумную реплику в разговоре, которая в дальнейшем, если она "пойдет по рукам", обрастает подробностями, выстраивается в сюжет (иногда древний), появляются персонажи (иногда традиционные) и в итоге: "Абрам говорит Саре...", чего в истоке не было и не могло быть, ибо анекдоты не сочиняют, они растут сами по себе, как трава.

Указание на фольклорность безоценочное, речь о природе явления, его границах и характере. То есть лубок и рисунок Венецианова под лубок - принципиально разные явления, как разные явления фольклорный враг (черт, сказочный царь, дракон) и конкретный агрессор, император, вельможа. Естественной в истории русской карикатуре будет глава о сатирическом и юмористическом лубке, но история собственно карикатуры, то есть авторской со всей ее этической избирательностью и ответственностью начинается даже не с "Журнала карикатур" Венецианова, а именно с 12-го года, когда она вышла на общественную арену.

[Sergei Tunin]

Ну а я не согласен со всеми устоявшимися научными представлениями.
Сказка, былина и устное предание, конечно, но тиражируемый рисунок, даже если
нигде не указан автор, все равно авторская работа. Считается, что
иконы до Симона Ушакова тоже своего рода фольклор, но как быть
с иконами Рублева и Дионисия? А верующие вообще приписывают
Владимирской Богоматери апостольское авторство.
Про лубок говорят ученые, что авторство коллективное, а как же
иллюстрации к Слову о полку Фаворского? Тоже автор текста в тумане,
а изготовитель гравюр вот он. То же и с лубком. Кто-то же их ваял!

[Юрий Акопян]

Резчик,также как сказитель, работает с традиционным материалом и вносит свое, если угодно, авторское (иначе не было бы вариативности, разнообразия трактовок одного и того же сюжета). Но ни один мастер-резчик, ни один сказитель не выпячивает свой вклад. Тут самым важным является следование традиции, заветам прошлого, опора на сказание, миф, а потому это творчество принципиально обезличено и анонимно (у народного художника и поэта творец один, а он всего лишь скромный исполнитель).

Мастер-резчик не "придумывает" картинку, он либо опирается на чужой (местный или заморский) образец, либо за основу берет словесное произведение - песню, предание, сказку, быличку, апокриф итд. - и в меру сил и способностей трактует его, опираясь при этом на имеющийся традиционный язык изобразительных приемов и образов.

Мы все продукты коперниковской революции Канта, поставившего человека в центр концептуального и эмпирического опыта, мы во всем ищем и находим индивидуальное и личностное, но это вовсе не универсальный закон и Тарковский, как мне представляется, слишком преувеличил роль личностного в Андрее Рублеве. Хотя бы потому, что поклоняются не изображению на иконе, а тому, кто изображен. Строго говоря икона предмет ритуальный и по мере ветшания и порчи подлежит уничтожению и замене, так как эстетическое здесь полностью подчинено сакральному. Икона не прельщает чувственными образами, а отсылает к запредельному. Отсюда и безразличие к авторству.

[Виктор Богорад]

Ну а я не согласен со всеми устоявшимися научными представлениями.
Сказка, былина и устное предание, конечно, но тиражируемый рисунок, даже если
нигде не указан автор, все равно авторская работа.

Несколько лет назад я иллюстрировал книгу "Москва и москвичи (городской фольклор)"
и использовал в иллюстрациях изобразительные мотивы лубков. Пришлось покопаться в книгах.
Так исследователь Пьер -Луи Дюшартр в своей монографии "Русские народные картинки и гравированные книжицы 1629-1885" напрямую пишет "о фундаментальных заблуждениях"
Д.А.Ровинского, тк считает, что лубки не имеют никакого отношения к фольклору, а имеют авторское происхождение и хотя имена художников неизвестны, но известны граверные мастерские, где лубки делались и тиражировались. "Народными" или "примитивными" французкий ученый называет их для определения искусства, к которому они принадлежат.
У нас оно имеет ещё название "наивное".
Первые картинки отталкивались от европейских образцов, а последующие создали свой изобразительный язык русского лубочного искусства.

[Борис Эренбург]

Не понимаю я этого вашего спора. О чем это?
Любое произведение искусства, как и вообще любой предмет, любой результат человеческой деятельности, имеет автора. Не о непорочном же источнике идет речь. Ну, кто верит, тот может и так рассудить...
А то, известен автор или неизвестен, уже вопрос другой... Нередко неизвестные авторы вдруг становились известными (и наоборот).

[Александр Матис]

Вот карикатурист Онфим...

[Юрий Акопян]

[Виктор Богорад]

Вот карикатурист Онфим...

А кто такой сам Онфим? Он жил в XIII веке, ходил в школу и упражнялся в грамоте. Нам
известно 12 берестяных грамот с почерком Онфима, среди которых и старательно
выведенное начало азбуки. Но однажды, как любому непоседливому и жизнерадостному
мальчугану, ему наскучили занятия, и на берестяном лоскутке появился… портрет нашего
героя. С торчащими ушами, с высунутым языком, похожим на еловую ветку или на
оперение стрелы, с закрученным в спираль хвостом – таким зверем себя вообразил
озорник и подписал: «Я звере».

[Александр Матис]

«Я звере».

Возражаю. Онфим - АВТОР

[Виктор Богорад]

Принимаю возражение

[Юрий Акопян]

К чему обессмысливать тему? При чем тут рисунок мальчика Онфима, какое он имеет отношение к лубку? Его берестяная записка с рисунком является фактом его жизни, и больше ничего, хотя и очень интересным в следствие, прежде всего, чрезвычайной редкости дошедших до нас подобных артефактов.

Автор - понятие культуры, то есть нечто подлежащее интерпретации, а не просто метка, подпись или некая физическая очевидность.

В самом деле, за каждым штрихом на народной картинке, за каждым словом былины стоит человек во плоти, с биографией и индивидуальностью. Но если каким-то чудом мы смогли бы выяснить имена всех, кто принимал участие в создании былины от ее зарождения до записи фольклористом, а список получился бы длинным, то и данный список не был бы списком авторов, ибо авторство в фольклоре не определяется персонально.

Роман Якобсон и Петр Богатырев в одной своей давней статье о фольклоре писали о предварительной цензуре коллектива, а это значит явление могло обрести право на существование только с санкции коллектива. В противном случае нечто новое (т.е. сугубо индивидуальное) исчезало бесследно.

Исчезало бесследно, в частности, потому что в случае словесного творчества не фиксировалось. В случае же лубка произведение как раз фиксируется на материальном носителе. Можно ли тогда говорить о лубке, как о фольклоре? Вполне можно. Потому что и здесь действует принцип предварительной цензуры коллектива, - если ему не подчиняться, то просто не продашь листы.

Но отсюда, из материальной фиксированности, проистекает феномен стилистического разнообразия лубков, противостоящий в этом смысле известной стилистической монотонности традиционного словесного фольклора (я бы сказал деревенского, ибо лубок нечто пограничное между деревней и городом с его разнообразием языков и социальной структурированности).

[Борис Эренбург]

ибо авторство в фольклоре не определяется персонально.

То есть любое произведение-поделка-халтурка, авторство создателя (а перво-создатель безусловно был) которой по той или иной причине не определено персонально, и которая правдами-неправдами-чудом дошла до нас, является фольклором?
А как только оно будет определено персонально, этот артефакт будет вычеркнут из списков фольклора?
То есть если бы с этой несчастной бересты исчезла бы со временем (смылась, подгнила и т.д.) подпись мальчика, то она ДА являлась бы фольклором?

[Юрий Акопян]

Фольклор то, что санкционировано коллективом.
Рисунок Онфима никем не санкционирован, это просто факт жизни, он не имеет отношения к фольклору.