Борис Эренбург писал(а):Кстати, Андрей: почему ты выбрал именно этот слабенький (ИМХО) рисунок?...
Наверное потому, что он мне показался более-менее злободневным...
Борис Эренбург писал(а):По линку в сам пост зайти не удалось
Привожу текст полностью:О. Чиж: 14
―07 в столице. Это программа «Дифирамб». Меня зовут Оксана Чиж. Напротив меня сейчас через запятую: художник-карикатурист, писатель, психиатр, от себя ещё добавлю – коллекционер, забегая вперёд – продюсер, Андрей Бильжо. Здравствуйте.
А. Бильжо
― Здравствуйте, Оксана. Здравствуйте, дорогие радиослушатели. На самом деле всё это почти неправда, потому что писателем я себя не считаю, психиатр я уже в прошлом, хотя психиатром, если уж профессия такая есть, остаёшься навсегда, потому что помните, как в том анекдоте: внешность можно изменить, а мысли никуда не денутся. В общем и целом я бы, наверное, определил, что я художник широкого профиля.
О. Чиж
― Во многих областях.
А. Бильжо
― Да, влезаю в разные области, набираюсь наглости, потому что мне это очень интересно.
О. Чиж
― +79859704545. Это я напоминаю наши координаты для слушателей, для их вопросов, пожеланий, мнений. Кроме того, Twitter-аккаунт vyzvon, не забывайте и сайт «Эхо Москвы». Тоже нас и показывает, и вопрос ваш обязательно доставит. А вот летом 2015 года Андрей Бильжо в большей степени кто?
А. Бильжо
― Летом 2015 года? Я веду на одной радиостанции ежедневно «Утренний приём у Андрея Бильжо» по будням из разных уголков, где бы я не был. Поэтому я немножко радиоведущий.
О. Чиж
― Это как раз к вопросу о том, что психиатрию так просто не забудешь.
А. Бильжо
― Да, такое название – «Утренний приём у Андрея Бильжо». Потом у меня сейчас вышла, буквально на той неделе я получил новую книжку, в издательстве НЛО она вышла у Ирины Прохоровой. Я могу о ней сказать два слова. Потом, мой сын запускает полнометражный фильм «Рыба-мечта», который будет сниматься в Эстонии. Я там выступаю вдруг как продюсер, чтобы помочь всей съёмочной группе. Ну и пишу и рисую для «Русского пионера».
А.БИЛЬЖО: Всегда были идиоты, всегда были дураки, всегда были псевдопатриоты, были воры, лгуны
Q6
О. Чиж― Что касается книги, «Будьте здоровы, держите себя в руках», 2015 год, НЛО. Что это такое?
А. Бильжо
― Это книга, над которой я довольно долго работал. Туда вошли 60 небольших текстов. Она называется «Будьте здоровы, держите себя в руках. 60 небольших текстов и 30 рисунков с комментариями автора». Что касается 30 рисунков, то это то, что было в журнале «Дилетант». Там была у меня рубрика «История от Андрея Бильжо». Это рисунок и короткий комментарий к этому рисунку или к этой теме, чему посвящён рисунок. А 60 текстов – это то, что было написано и для «Русского пионера», и для разных других изданий в разное время. Что-то было написано специально для этой книжки, что-то было переделано, отреставрировано, адаптировано и так далее. И, в общем, это такие 60 текстов. Дмитрий Черногаев, замечательный дизайнер, с которым мы делаем уже третью книгу. Каждый текст кончается одним из моих черновиков, коих у меня много. Это то, что я пишу ручкой, записываю какие-то телефоны или что-то. Я в конце концов весь этот листочек нервно или наоборот не нервно, а радостно или тревожно на нём что-то рисую, чиркаю и так далее, и так далее. Вот эти черновики у меня сохраняются, те, которые мне нравятся, и вот Митя их использовал в оформлении книги.
О. Чиж
― Вот эти тексты – они про сегодня? Это сегодня нужно себя в руках держать?
А. Бильжо
― Это моя фраза, которой я заканчиваю уже многие-многие годы свои какие-то тексты устные или письменные. Там про разное. Всегда есть мостик в сегодняшний день. Но там что-то из прошлого моего, какие-то курьёзы, от смешного до трагического, в общем, как и в жизни на самом деле. А тексты короткие, можно читать с любого места.
О. Чиж
― Я просто подумала: вы коллекционируете фотоаппараты. Тоже такая история немножко про…
А. Бильжо
― Не только фотоаппараты. Я коллекционирую всякое старьё. Мне нравится старьё.
О. Чиж
― Это тоже интересно. И даже в «Петрович» вам ведь приносят какие-то вещи?
А. Бильжо
― Да, приносят. Там происходят ротации, какие-то приходят в негодность, их место занимают другие. В общем, как и в жизни: на место одних приходят другие. Что-то уходит на помойку, что-то появляется вновь.
Да, старые вещи мне всегда интересны, потому что в них энергия, какая-то теплота времени, с ними связано много историй. Функции многих непонятны для многих. И про них интересные рассказы, на них интересно смотреть. И мне как художнику в них всё интересно, понимаете, из чего они сделаны, как они сделаны. Про каждую можно написать рассказ, что я когда-то и делал. Телевизор «КВН» с линзой, или грампластинки старые. Или аппарат для того, чтобы брызгать на себя одеколон. Ну и прочее, прочее, прочее. Это всё очень интересно. И в этом очень много бытовой истории на самом деле.
О. Чиж
― Сифон для газировки.
А. Бильжо
― О!
О. Чиж
― Который в «Кулинарной книге Петровича», по-моему, есть.
А. Бильжо
― Сифон для газировки, да. Я как-то на одной телепрограмме, был жив ещё Аркадий Михайлович Арканов, я принёс этот сифон и принёс баллончик, и мы заправили этот сифон газом 1972 года. И пили воду газированную, которая была с газом 1972 года. Баллончик у меня сохранился, на нём было выбито «1972 год».
О. Чиж
― В буквальном смысле употребляли атмосферу 1972 года.
А. Бильжо
― Абсолютно, в буквальном смысле пробовали воду 1972 года.
О. Чиж
― Есть такая нежность к предметам быта уже ушедшего. А люди изменились, или нет? Татьяна вас спрашивает: «С вашей точки зрения, — видимо, и как психиатра, и как ресторатора, и как художника, — люди становятся другими?». Мы сейчас отличаемся от людей других десятилетий, 1970-1980-1990-х?
А. Бильжо
― В мелочах отличаемся, да. А в чём-то большом не отличаемся, потому что даже не то что десятилетия, а то, что было 100 лет назад или 200 – всегда были идиоты, всегда были дураки, всегда были псевдопатриоты, были воры, лгуны. Это было всегда. Менялась только исключительно одежда.
А.БИЛЬЖО: Нужно представить себе, все мы смертные. Это данность
Q6
О. Чиж― А концентрация их не менялась?
А. Бильжо
― Концентрация менялась за счёт вот этих подвижных, неуверенных в себе, тех, которые мечутся и которые не могут найти себя, у которых нет какого-то внутреннего личностного стержня – вот за счёт этой части, этой категории – да, менялась концентрация. Сегодня, например, вот эти, которые мечутся и не могут себе найти место, они очень гипнабельны и они очень поддаются всяким лозунгам, словам, они смотрят кому-то в рот, и они смотрят, куда повернётся флюгер. И за счёт этой категории, конечно, менялось. Конечно, было время романтиков, геологов, каких-то других песен, потом началось время более рациональное, циничное, потом появились желания, как можно заработать деньги, потом желания хвастаться друг перед другом величиной чего-нибудь, например, машины, бильярдного стола или дома, и чего-нибудь ещё. И так далее, и так далее. Конечно, это меняется. Но в принципе по сути своей человек не меняется. Если мы будем читать какие-то хрестоматийные произведения из классической литературы, то мы увидим, как много всего похоже на то, что происходит вокруг нас, с нами, нашими друзьями. Это сплошь и рядом. Не стоит далеко ходить. Почитайте Шекспира, и всё встанет на свои места. Поэтому меняется, на мой взгляд, одежда.
О. Чиж
― А вот кажется, что сейчас-то мечущихся как раз поменьше, чем, скажем, в 1990-х, потому что куда пальцем ни ткнёшь, попадешь в человека с убеждениями.
А. Бильжо
― Браво, Оксана. Да, конечно. Сейчас период, когда устаканилось. Была дана некая такая условная «отмашка», и вот этот неуверенный в себе народ стал говорить на определённом языке, потому что он понял, что так говорить нормально. А чё, в натуре это классно. Мы можем говорить вот так вот. И ваще неважно. Чё, прикольно. Это же как? То, что наверху – это как взрослые. Если в семье говорят так, то и дети говорят так. Невозможно требовать от своего ребёнка, а он как раз и является личностью пока формирующейся и неустойчивой, требовать от него, чтобы он говорить на нормальном русском языке, правильно излагал свои мысли, если у папы и мамы косноязычный словарный запас в 40 слов.
Если папа курит в квартире и плюётся на пол, то глуповато требовать от ребёнка, чтобы он вёл себя как-то по-другому. Согласитесь.
О. Чиж
― Так ребёнку уже сколько лет, а он всё на старших смотрит.
А. Бильжо
― Я сравниваю, потому что и ребёнок – это ещё несформировавшаяся личность, которая только-только проходит становление – с помощью родителей, с помощью той или иной школы, с помощью школы уличной, и так далее. Ровно так же нас часто окружает большое количество личностей, абсолютно мягких, их можно лепить из пластилина, которые мало чего знают, им кажется, что они знают, они бьют себя в грудь, гордятся, а не знают, чем. А гордиться очень хочется, понимаете? Вот это желание гордиться очень велико. Потому что сказать себе «мне нечем гордиться» — это довольно страшно. Значит а кто ты такой? Проще всего: гордиться своей национальностью, например, да? Это проще всего. Это касается любой национальности абсолютно. Я сейчас не говорю про… Это когда гордиться больше нечем, человек говорит, например, «я русский», или «я еврей», или «я грузин», или «я чеченец» — совершенно неважно. Но как сказал Сергей Донатович Довлатов, у него есть фраза одна, я одно слово там пропущу, оно вполне корректное, но просто чтобы не было никаких неприятностей.
А.БИЛЬЖО: У нас проблем нет никаких. Ощущение, что ты живёшь исключительно в Украине
Q6
О. Чиж― Если оно корректное, его можно произносить.
А. Бильжо
― Я опущу на всякий случай, сейчас такие обидчивые. Он говорит: «Мы часто спрашиваем себя, кто мы, — я почти дословно, — ну, например, там, — говорит Довлатов, — еврей, американец, шофёр, эмигрант. А надо было бы задать себе всего один вопрос, — вот здесь я это слово заменю, — а не дерьмо ли я?», — говорит Сергей Донатович. Мне кажется, это очень точное определение, и очень важное. Потому что оно определяет как раз сущность человека. Ещё вторая формула очень важная: нужно представить себе, все мы смертные, это не секрет сейчас открываю. Это данность. Об этом можно говорить, грустно это или не грустно, но это данность. Нужно представить себе, что если вдруг со мной что-то случается, то кто придёт на мои поминки и что, например, будут про меня говорить вскользь, и кто обо мне что будет вспоминать? Это очень качественная такая лакмусовая бумажка, потому что так на себя примерить, так представить, если есть воображение, и всё встанет как-то на свои места. Поэтому многих двуногих безрогих млекопитающих мне иногда бывает жалко, потому что не знают, кто к ним придёт и что про них скажет.
О. Чиж
― То есть нужно натурально себя, например, каждый день тестировать на этот вопрос – а не… ли я?
А. Бильжо
― В общем, не мешало бы. Особенно когда ты стоишь передо каким-то выбором: совершать тебе этот поступок или не совершать, подписывать эту бумагу или не подписывать, говорить это или не говорить, то надо было бы, конечно, как-то потестировать себя один на один, хотя бы если не перед зеркалом, то как-то так хотя бы с рюмкой водки вдвоём.
О. Чиж
― Скажите, пожалуйста, у вас есть какой-то больной в этом смысле момент, какой-то поступок, который вы бы сейчас не совершили, и о нём сожалеете, который не прошёл бы этот тест?
А. Бильжо
― Вы знаете, в большом – нет. В малом – есть, конечно, у каждого в багаже, думаю, что не один поступок. Но так, чтобы в большом, в крупном – нет. У меня всегда был принцип, и меня в этом смысле избаловали мои родители. Я иногда говорю, что меня родители избаловали свободой. У меня была в семье полная свобода: я выбирал профессию, которую хотел, то есть поступал в медицинский, потому что хотел поступать в медицинский, врачей у меня не было в семье никого. Меня гнала туда романтика, белые халаты, помощь, Василий Иванович Аксёнов, под впечатлением смерть подруги моей мамы, мне хотелось быть хирургом. На 2 курсе я понял, что никаким хирургом я не стану, потому что я буду долго думать, нужно ли ампутировать ногу или не нужно, или вырезать аппендикс, или нет, мне будет жалко человека, за это время он умрёт на моём операционном столе. Поэтому я решил, что я буду психиатром, потому что мне было это и интересно, и я понимал, что это ближе всего мне. И я стал психиатром.
О. Чиж
― Романтики тут меньше, надо сказать.
А. Бильжо
― Не скажу. Это отдельная программа для нас с вами. И за короткое время я не успею рассказать, что такое психиатрия. Там много очень интересного и довольно много романтичного на самом деле. И есть, кому помогать, и надо, кому помогать. И в этом смысле мне повезло. А потом я решил изменить свою жизнь. И в этом смысле мне тоже родители ничего не сказали. Я, в общем, эгоист по большому счёту, потому что я всегда хотел получать удовольствие от того, что я делаю. Вот, если мне не нравилось, я этого и не делал. Поэтому в этом смысле я занимался в течение жизни, и поэтому влезал в разные области, которые мне интересны. И, в общем, наглым образом доставлял себе удовольствие.
О. Чиж
― И компромиссы не мучили никогда?
А. Бильжо
― Нет. Ну а какие компромиссы? Я работал в издательском доме «Коммерсант» 15 лет. Да, мне иногда говорили, что для этой темы картинка. Но я выбирал те темы, которые мне интересны. Наверное, пару раз я нарисовал не про то, про что хотел. Но надо было, потому что, знаете, в газете есть такое понятие – вот дырка, её нужно заполнить. Иногда ты рисуешь, потому что важная тема какая-то головная, а иногда к тебе прибегают, говорят, когда ты дежуришь в ежедневной газете, тебе говорят: «Ничего не можем сделать – дырка». Материал есть, а дырка. Надо что-то нарисовать. И ты рисуешь. Но стараешься сделать так, что даже тебе это и не интересно, как-то стараешься делать. Бывала такая халтура. Но так, чтобы это противоречило содержанию материала, не было, потому что и газета, в которой я работал, «Коммерсант», и весь коллектив этой газеты, и в 1990-е годы, и до 2005 года – все были близки друг к другу. Поэтому там противоречий не было. Вот когда я работал в той газете «Известия», ещё не совсем той, которая сейчас…
О. Чиж
― Совсем не той, которая сейчас.
А. Бильжо
― Совсем не той, которая сейчас. Но там были некоторые периоды. Я приходил, я отстаивал какую-то картинку. И когда сказали, что меня печатать не будут, я оттуда ушёл просто, подал заявление об уходе, когда я понял, что мне там было последнее время действительно некомфортно. Я понимал, что меня всё здесь царапает, но я всё равно приносил рисунки, про что хотел, а они потом поняли, что идёт расхождение между моими рисунками и тем, что они печатают, и рисунки уже не встают. И они перестали меня печатать. Я взял – ушёл.
О. Чиж
― Поскольку тема для нашей сферы такая болезненная, пространство сейчас не очень большое в медиа, то это на самом деле жутко же интересный вопрос, до какой степени можно терпеть то, что тебя царапает.
А. Бильжо
― Пока царапина – это поверхностно. Пока ты ободрался о колючку, репейник, можно терпеть. А если это провели бритвой и сделали глубокий разрез, то этого терпеть уже нельзя. Тогда до свидания, идите вы своим путём. А я пойду своим путём. И я отсюда уйду. Я скажу, что я был тогда на острове Искья. И я оттуда позвонил своим друзьям. Они сделали мою подпись, напечатали заявление. Я не очень умел всё это делать тогда с помощью интернета. Напечатали текст, поставили мою подпись и отнесли главному редактору. На этом была точка поставлена моего сотрудничества с газетой «Известия». И я вовремя это сделал, потому что дальше уже, я считаю, что газета стала совсем… Вот это тоже поразительно, что вроде остаётся название, а там всё уже другое совсем. Вот, как здесь тоже ориентироваться: вот уже совсем другая газета, и вовсе… Я бы на самом деле и название менял. Но не хотят. Хотят под шапкой…
О. Чиж
― Это история.
А. Бильжо
― Я сейчас не про эту газету говорю, а вообще.
О. Чиж
― Когда целиком меняются сотрудники и направление газеты…
А. Бильжо
― Конечно. Смотрите, мы работали в своё время на канале НТВ. Это же был совсем другой НТВ, где работал Леонид Геннадьевич Парфёнов, я там проработал 3 года. Была другая программа НТВ. Было становление журналистики и так далее. Сейчас название то же самое, но всё другое, понимаете? Ну, да. Коли бывают разные, Володи бывают разные, Пети бывают разные. Имена-то одни и те же. Иногда вот так.
О. Чиж
― А что касается телевидения, вы вообще его сейчас смотрите?
А. Бильжо
― Нет, не смотрю. У меня стоит телевизор. Я с удовольствием посмотрел вчера по каналу «Культура» «Маленькие трагедии» Швейцера и посмотрел Высоцкого, «Каменного гостя» с Владимиром Семёновичем Высоцким. Меня поразило, что прошло столько времени, и как прекрасно все играют, какая блестящая операторская и режиссёрская работа, как всё здорово по цвету. И я получил огромное-огромное удовольствие, потому что никакой халтуры абсолютно нет. Все мизансцены, всё выдержано. Я просто был поражён, как это здорово. Потом…
О. Чиж
― С операторской работой ведь вас ещё цепляют, как фотографа же.
А. Бильжо
― Я не фотограф, я художник. Я никакой вовсе не фотограф. Я художник, да. Я вижу просто. Я наблюдательный человек. Это я вижу. А потом я куда-то так – раз, на какой-то канал, а там обсуждение Украины. Я подумал: а почему… я тоже выдержал там 2 минуты, просто мне было интересно прозондировать. Я подумал: всё время говорят про Украины. То есть наши проблемы не обсуждаются вообще. У нас проблем нет никаких. Ощущение, что ты живёшь исключительно в Украине.
А.БИЛЬЖО: Сегодня всё состоит из большого количества анекдотов
Q6
О. Чиж― Нет, ну есть ещё ощущение, что Украина окружила по границе.
А. Бильжо
― Там говорили о выборах, о чём-то ещё. То есть у нас не существует выборов, у нас не существует платы за капитальный ремонт, у нас не существует вообще никаких проблем: ни в городе, ни в стране. Нет, тема страны и города и их проблемы закрыты. Всё, решили. Единственная проблема, которая волнует в нашей стране власть и всех остальных – это сексуальная тематика и гомосексуалисты. Вот это абсолютно волнует всех везде. А все остальные проблемы не волнуют. Всё решили, точку поставили и живём прекрасно. Нам бы вот с этим только справиться, а всё остальное решили.
О. Чиж
― Всё остальное – мелочи. Эту тему мы продолжим буквально через несколько минут, потому что Яков Широков уже в этой студии с последним выпуском новостей. Сейчас короткая пауза. Напоминаю телефоны для ваших сообщений, которых, кстати, уже много. Самые интересные вопросы обязательно задам. +79859704545. Напоминаю, что в студии программы «Дифирамб» сегодня художник-карикатурист, писатель Андрей Бильжо.
НОВОСТИ
О. Чиж: 14
―35 в Москве. Это программа «Дифирамб». И сегодня мы поём дифирамб художнику-карикатуристу, писателю, психиатру Андрею Бильжо. Собственно, мы на новостной такой теме остановились, на теме телевидения. А информационные выпуски у вас по первому своему роду деятельности не вызывают интереса?
А. Бильжо
― То, что на телевидении? Нет, мне это совершенно не интересно абсолютно. Потому что не интересно. Я иногда включаю, для того чтобы, как иголочкой, поковырять какое-то больное место себе. Но больше 2 мин я не выдерживаю. Неинтересно совершенно. И раздражает. Вот когда бываю за границей, я в гостинице что-то включаю. Но там наоборот я боюсь, что я лопну от гордости. И тогда я быстро выключаю, потому что там кажется, что наша страна развивается такими гигантскими темпами, что вот ещё 4 месяца – и обгоним всех абсолютно. И там просто праздник сплошной. Раздражает уже по-другому. Я тоже выключаю.
О. Чиж
― До перерыва на новости вы как-то попытались охарактеризовать эту историю с тематикой новостей у нас внутри в стране. Выяснилось, что у нас единственная внутренняя проблема – это исключительно гей-пропаганда. Вас спрашивает Дмитрий, наш слушатель: «А чем вы объясните нынешнюю тягу к мрачному Средневековью через мракобесие?» Потому что, в общем, история про то, кто правильный, кто неправильный, кто с отклонениями, кто без отклонений, кто правильно верит, а кто неправильно верит, она как раз у нас превалирует последние несколько лет.
А. Бильжо
― Я думаю, что я могу только предполагать. Здесь несколько корней. Одного корня нет. Я думаю, что несколько корней. Во-первых, нежелание знать, что было с тобой раньше в целом. То есть нежелание вспоминать, то есть нежелание докопаться до истины. Не хочется. Во-первых, потому что лень. Во-вторых, потому что проще то, что тебе дают, уже прожевали. Знаете, когда-то давно, думаю, что сейчас этого нету, надеюсь, мама разжёвывала комочек своему грудному младенцу и потом изо рта доставала этот комочек, ему давала уже прожёванный. Так поступали в деревнях, в таких малокультурных семьях. Это удобное. Жевать не нужно, зубов нет. Поэтому думать тоже не нужно. Вот тебе дают – и всё. Поэтому нежелание докопаться до сути, нежелание вспомнить, взять всё, что лежит на поверхности. Плюс нежелание что-то читать. Лень тотальная. Потому что меня поражает даже знаете что? Раньше, для того чтобы что-то узнать, нужно было взять книгу.
О. Чиж
― Сходить в библиотеку вообще-то.
А. Бильжо
― Можно было подойти к полке дома, если книги есть, и достать книгу. Словарь, например. Если дома не было книг, можно взять, попросить книгу у соседа, у которого могла быть библиотека лучше. Если у соседа не было, то можно было сесть на троллейбус, автобус, метро, доехать до библиотеки, в которую ты записан. Это большая работа всё-таки. Но сегодня, когда ты сидишь напротив экрана компьютера и быстро-быстро бегло печатаешь любой текст, и ты пишешь в комментариях, а это сплошь и рядом, ты пишешь в комментариях и показываешь тем, что ты не знаешь и не хочешь знать, вместо того чтобы в поисковой строке набрать фамилию этого писателя или это географическое название, или это явление, и тут же тебе откроется. И ты, даже не закрывая того текста, который ты хочешь прокомментировать, ты узнаешь, о чём идёт речь. Вот это для меня большая загадка: почему человек этого не делает? Ведь это занимает у него секунды?
О. Чиж
― А это не интернет нас как раз и разбаловал?
А. Бильжо
― Не знаю. Почему я пришёл к такому выводу? Что просто любознательных людей, как тогда, когда не было интернета, так и сегодня, когда он есть, процент приблизительно одинаковый. Понимаете? Только тогда надо было любознательному человеку поехать в библиотеку. Сегодня любознательному нужно набрать в компьютере, не поднимая заднего места от кресла или от стула, но он этого не делает. Потому что любознательность – это некая функция, у него просто её нет. И тогда не было, и тогда было большое количество людей, какое-то количество людей, не занимаемся сейчас никакой выборкой, не знаем проценты, не занимаемся псевдонаукой, и сейчас такое же количество серых людей, которым не интересно. Но при этом, освоив интернет, они считают, что вправе комментировать, вести какие-то дискуссии. Но при этом они не знают. Но боятся сознаться себе в том, что они этого не знают.
О. Чиж
― Это случайно не потому, что прошла, это очень грубое слово, очень приблизительное, но прошла какая-то мода на образованность, ум и интеллигентность? И нас немножко испортили стереотипы того, что на самом деле благополучие – это хорошая машина, большая квартира.
А. Бильжо
― А когда была такая мода? В Советском Союзе тоже не было моды. Наоборот, человек в шляпе и в очках. «Ты что шляпу надел?» — это же известный оборот в городском транспорте. «Ах ты в очках, да ещё шляпу надел!». Не было такой моды. Она, может быть, появилась потом, какое-то очень короткое время.
Вообще я должен вам сказать очень важную вещь, которую понял относительно недавно. Вот, когда говорят про Советский Союз, меня спрашивают «вы ностальгируете?». Никакого Советского Союза в принципе не существовало, потому что разный период истории Советского Союза – разный. У нас не пятилетками измерялась история и не десятилетками, а иногда по 3-4 года.
Если мы сравним 1917 и 1924 или 1917 и 1920. Потом с 1920 по 1925 – другая. Потом 1930-е годы, потом 1937. Всего 1935-1937 и до 1940 года. Это совсем другая сторона. Потом 1941-1945 – опять другая сторона. Потом с 1945 по 1961 – опять другая сторона. Посмотрите, вот интересная вещь: с 1945 по 1961 прошло 16 лет. В 1945 победили в Великой отечественной войне, о которой так много любят говорить, победили, великая победа. И потом победили разруху, и в 1961 году полетел Юрий Алексеевич Гагарин. Сейчас опускаем все стороны. Разоблачили сталинизм. Сколько произошло всего.
Задаю вопрос нашим дорогим радиослушателям: что произошло с 2000 по 2015? Почти 16 лет. Нам осталось ещё немножко, и будет 2016. Какие такие события великие, и что, в 2000 году закончилась война, была разруха? Люди возвращались с фронта. Куча семей, которые разрушены в силу войны.
О. Чиж
― Вы же понимаете, что часть людей, если мы выйдем на улицу и спросим их об этом, они первое, что вспомнят – это Крым.
А. Бильжо
― Ой, я забыл, Оксана, что даже вопросы как-то опасно задавать, потому что за заданный вопрос тоже может произойти. Вопросы нельзя задавать.
О. Чиж
― С вопросами тоже иногда бывает.
А. Бильжо
― Наверное, вот это единственное событие, которое вы назвали. Скорее всего, да. Опустим эту тему. Я не хочу про это говорить. Я могу говорить про всё, что угодно, и про это, но неохота сейчас про Крым.
О. Чиж
― Ну это как булавкой ковырять как раз. Вы сейчас сказали, что некоторые вопросы даже как-то сейчас опасно задавать. И несколько минут назад, когда мы как раз думали, как заменить одно слово, мы вспомнили про то, что сейчас сразу может кто-то оскорбиться. А вообще бывало такое, что ваш рисунок, как это сейчас модно говорить, оскорбляет чьи-то чувства, некой социальной группы?
А. Бильжо
― Не знаю. У меня была история, когда в Ярославле мои рисунки объявили экстремистскими, и мне было тогда реально как-то не очень по себе. Действительно. Потому что я не мог понять, откуда это что. Там копали под ярославского мэра на самом деле. И это была брошюра, которую я сделал для партии Михаила Прохорова. И вдруг там серию картинок, и особенно одна была названа экстремистской. И я не мог понять. И мне было реально как-то не по себе, потому что я не знал, что может произойти дальше. Но как-то это всё рассосалось с моей стороны. Для мэра города Ярославля не рассосалось. Его посадили. И эта история закончилась. Хотели спекульнуть что-то, как-то… Я не очень глубоко понимаю все эти ходы всех этих людей. Но, видимо, что-то хотели сделать. Поэтому на кого-то да. Были всякие комментарии. И когда у меня еженедельно был блог на «Эхо Москвы», может, я вернусь к этому, я выкладывал картинки. Там очень много было в комментариях, что «как вы можете на религиозную тему?» и так далее. Вы знаете, я, просматривая свои картинки, которые были напечатаны тысячами за время работы в «Коммерсанте» и даже в «Известиях», я понимаю, что две трети сегодня бы не напечатал никто и нигде. Две трети, представьте себе. Потому что у меня были картинки на религиозную тему. То есть там не напечатали. Потому что всегда нашёлся бы тот, кого эта картинка оскорбила.
О. Чиж
― Но ведь на самом деле даже Петрович живёт уже больше 20 лет. А обижающихся когда было больше – тогда, сейчас? Есть какое-то возрастающее…
А. Бильжо
― Сегодня все стали… Вы знаете, в психиатрии есть такое понятие – сензитивный, то есть очень чувствительный. Это бывает при разных болезнях, особенно при шизофрении. Есть такой симптом дерева и стекла. То есть очень обидчивый, хрупкий, как стекло. И при этом жёсткий, как дерево, невосприимчивый. В этом смысле все стали какими-то чувствительными, либо врут, что чувствительны. Я думаю, что врут. Потому что я не верю в том, что прямо такие чувствительные-чувствительные, и прям не скажи – все такие обидчивые-обидчивые. Не верю. Это просто спекуляция на чувствах. Это для того, чтобы как-то кем-то управлять, кого-то снять, кого-то заменить. Это чистой воды спекуляция и провокация. Я не верю… Ну, не может истинно верующий человек обидеться. Он вообще защищён верой. Как он может обидеться? Он защищён. Если он по-настоящему верит, обидеть его невозможно. Поэтому это чистой воды спекуляция и игра с какими-то… и довольно подлая игра, я должен сказать, потому что играют на каких-то святых на самом деле чувствах для кого-то. И поэтому, мне кажется, это во многом такое враньё, которое сегодня является таким общим местом. Потому что врать принято, врать в большом, в малом, врать в чувствах. Это считается нормальным. Не говорить правду – это нормально.
О. Чиж
― Но интересно, что правила этой игры – они с большим удовольствием перенимаются людьми. То есть когда находится какая-нибудь группа оскорбившихся из какой-нибудь общественной организации, пишет письма в прокуратуру на тот или иной рисунок – это уже ожидаемо. Но когда появляется туча из двух тысяч человек комментаторов в интернете, которые с ним не соглашаются, они ведь это делают не из корыстных побуждений. Что-то изменилось в их голове?
А. Бильжо
― Абсолютно бескорыстно. В голове изменилось. Я вам говорил в самом начале о детях, о людях, у которых нет никакого стержня. Значит, они ничего не знают про религию, значит у них всё абсолютно поверхностно. Смотрите, совсем недавно на той неделе я комментировал такое событие, когда на Земфиру подали в суд за мат двухлетней давности.
То есть человек пришёл на её концерт с ребёнком, где она взяла в руки украинский флаг.
О. Чиж
― Это два разных…
А. Бильжо
― Нет, нет, послушайте. И этот человек, который пришёл на концерт с ребёнком, и когда увидел, что Земфира с украинским флагом, вспомнил, что 2 года назад в 2013 году он тоже был на концерте этой певицы Земфиры, и там в Ростове она один раз сказала ненормативное слово. Потом я выяснил. Потому что в зале вели себя отвратительно. И она ушла со сцены. И вот это событие не то, не флаг Украины, а то, что было в 2013 году, вот это слово его оскорбило. Он вспомнил, что было 2 года назад. Представьте уровень этого бреда и абсурда этой чуши, о которой говорят серьёзно. Но меня удивляет даже не это: ну, мало ли такой человек, может быть, пускай он искренний. Бог с ним. Он подаёт в суд, адвокат. Адвокат хочет просто сделать на этом карьеру. Но меня поражает другое: что следственный комитет принимает этот иск двухлетней давности, что два года назад певица сказала какое-то слово, и начинает следственные действия. Вот это не кажется бредом? Или следственный комитет должен на всё реагировать абсолютно?
О. Чиж
― Следственный комитет на некоторые информационные поводы с большим удовольствием реагирует. В общем, как мы знаем, за ним не заржавеет. А вот в этой новой реальности над всем можно шутить? Просто исходя из внутреннего ощущения художника, есть запретные темы?
А. Бильжо
― Вы знаете, дело всё в том, сейчас я отвечу на ваш вопрос, дело всё в том, что действительность сегодня такова и так много подбрасывает тем, которые сами по себе настолько абсурдны, что шутить над ними даже неинтересно. Они сами по себе являются анекдотом. Сегодня всё состоит из большого количества анекдотов – грустных, из чёрного юмора довольно часто, но как-то даже обсуждать это совсем не интересно. Я придумал себе, что если бы Франц Кафка или Даниил Иванович Хармс вдруг проснулись бы после глубокого сна такого, летаргического или коматозного, вдруг они открыли глаза и вдруг послушали бы и стали окунаться в то, что происходит вокруг, то они бы поняли, что всё, что они писали и всем, чем они занимались, не имеет никакого смысла, потому что жизнь сегодня преподносит такое количество абсурда, что это уже даже не описать.
О. Чиж
― Пришлось бы переделывать себя.
А. Бильжо
― То, что писал Сорокин, становится жизнью, понимаете? Это же как-то совсем. Я уж не знаю, как дальше быть замечательному писателю Владимиру Сорокину, потому что как он дальше будет выворачивать? Он уже паузы делает между своими литературными трудами по 5 лет, понимаете? Между «Теллурией» и «Метелью» 5 лет. Я уж не знаю. А работать-то нужно. Он не может не писать. Вот, куда он кинется, мне очень интересно.
Что касается, можно ли шутить, вы знаете, мне часто задавали этот вопрос: шутить можно абсолютно над всем. Важно просто несколько составляющих: где ты шутишь, как ты шутишь, зачем ты шутишь, какая цель. Вот эти вещи очень важны, понимаете. Потому что есть понятие «чёрный юмор». Можно рисовать и рассказывать анекдоты про девочку, которая взорвалась на гранате. Девочка в поле гранату нашла, ручка полетела в одну сторону, в другую. Это абстрактный абсурдный юмор. И когда мы смеёмся над этим, мы не представляем себе реальную девочку, которая взорвалась на гранате.
А.БИЛЬЖО: Не ходи туда, где ты можешь быть оскорблён
Q6
И можно рассказывать анекдоты про инвалидов, про слепых, рисовать карикатуры и прочее. Но подло будет, если ты расскажешь этот анекдот или сделаешь выставку картинок, где персонажи в инвалидных колясках или без ног, в доме инвалидов. Понимаете, это будет неуместно и подло. И надо быть идиотом, чтобы это сделать. Поэтому надо понимать, где ты это делаешь, зачем ты это делаешь, какая цель. Вот, если ты понимаешь вот эти тонкие границы, то пожалуйста: шути над чем угодно.
Вы знаете, мне разные остроумцы, им кажется, что они оригинальны, они так говорят: «Вот вы нарисовали картинку, и там у вас библейский сюжет, Андрей Георгиевич. Вот у вас там Тайная вечеря. А почему вы не шутите про Холокост?», намекая на некое отношение моё к еврейству. Во-первых, я наполовину еврей, наполовину русский. Поэтому могу про что угодно: про русских могу как угодно говорить, про евреев как угодно. Но это такой намёк. Во-первых, это совершенно разные вещи. Религия – это одно. А Холокост, уничтожение огромного количества людей в газовых камерах – это совсем другое. Поэтому Холокост не является религией никоим образом. Это одна вещь. А, во-вторых, я знаю много анекдотов про Холокост. И я знаю компании, когда собираются евреи и рассказывают эти анекдоты. И ничего страшного не происходит. Потому что между собой можно. Просто важно, где, как и кто это делает. Поэтому шутить можно про всё, что угодно.
Другое дело – кто принимает этот юмор? Мне до сих пор непонятно, зачем нужно было… я сейчас не обсуждаю качество карикатур журнала Charlie Ebdo. Но непонятно, зачем его нужно было покупать мусульманам и читать его, и оскорбляться. Мне это совершенно непонятно. Если ты ведёшь образ жизни верующего человека, если ты легко раним…
О. Чиж
― То не оскорбляй свои глаза?
А. Бильжо
― То не ходи туда, где ты можешь быть оскорблён. Не ходи туда просто. Тебя там могут обидеть. Зачем тебе? Есть масса вещей, которые мне неприятны. Мне как сформировавшемуся человеку. Я туда не хожу. Зачем я туда пойду? Мне там не нравится. Мне там неинтересно. И эта тема мне неинтересна. Я не пойду в этот клуб, я не буду смотреть этот фильм, я не буду встречаться с этими людьми. Они мне не интересны. Больше того, я берегу свою психику, потому что я потом буду плохо спать и дико переживать от того, что я на эту тему разговаривал или выслушал этот монолог от этого человека. Нафиг он мне сдался. Я этого не делаю.
О. Чиж
― Нужно беречь мир в себе, душевный в том числе.
А. Бильжо
― Заметьте, это вы сказали совершенно правильно, Оксана.
О. Чиж
― Ох, спасибо. Методологический вопрос у Татьяны есть: «Почему-то кажется, что давно юмор и сатира никому не интересны. Интересны стёб и троллинг». Вы их различаете?
А. Бильжо
― В общем, стёб и троллинг – это такие веточки того же самого. Слово «юмор» мне никогда не нравилось. У меня ассоциация со словом «юмор» — это юмор в коротких штанишках, это какие-то рубрики из этих самых, из каких-то советских газет. Что касается сатиры, мне тоже не нравится это слово, потому что сатира для меня – это журнал «Крокодил» и всё, что с этим связано. Вот такие стойкие ассоциации.
Мне больше нравится слово «ирония», потому что там гораздо больше каких-то оттенков. Что касается стёба, ну да, это, наверное, интересно. Но и слово мне тоже не нравится.
О. Чиж
― Ну, и «троллинг» звучит так себе, конечно.
А. Бильжо
― Мне нравится что-то, что… во-первых, мне нравится, когда очень тонкая грань между реальностью… наверное, это троллинг. Провокативность мне нравится. Когда человек является неким провокатором, но делает это так, что умный и тонкий понимает, о чём он говорит и что он шутит, а дураки воспринимают всё это всерьёз. Вот это тонкая грань мне не нравится.
О. Чиж
― Но такого мало. Такого всё же мало.
А. Бильжо
― А хорошего много быть не может в принципе. Не может быть много хороших замечательных фильмов, не может быть много хорошей замечательной литературы. Хорошего всегда мало. И поэтому это хорошее. Ну, не может. Это жемчужины, которые остаются потом в истории, которые мы вылавливают, которыми мы наслаждаемся. Не может быть. Так устроено, и слава Богу, мне кажется. Хотелось бы, чтобы всё было хорошо, но слишком много вот этого слова, которое мы опустили с вами, заменили его другим, поэтому ни то слово, ни то, которым мы его заменили, мы произносить не можем. Но этого много. Поэтому в этом когда роешься, а приходится, находишь вдруг жемчужину, несёшь её в родниковую воду, отмываешь её от всего этого и наслаждаешься её красотой, как она переливается, наслаждаешься этим языком, наслаждаешься этим изображением и так далее, и так далее. Поэтому всё время приходится возвращаться к тем людям, которые писали, творили когда-то давно. И я совершенно не страдаю от того, что сегодня этого не так много, потому что столько накопилось за историю существования человечества, что дай Бог постигнуть всё это, перелопатить, переработать, послушать всю эту музыку, прочесть эту литературу. Поэтому я как-то не очень страдаю. Главное, что, знаете, большое счастье, что у меня замечательная семья и большое счастье, что меня окружают чудесные совершенно мои друзья. Вот у меня много замечательных совершенно друзей, с которыми мне говорить дико и интересно, и наслаждаться тем, что они часто глубже, эрудированнее и умнее меня. А я это заслужил тем, что, отвечая на вопрос Довлатова, я отвечаю «нет, я не это самое».
О. Чиж
― Главное – нужно трезво смотреть на мир, наверное, не поддаваться.
А. Бильжо
― Иногда нужно смотреть на мир и пьяным, но сохранять трезвость.
О. Чиж
― Сохранять трезвость мышления. Спасибо большое. Художник-карикатурист, писатель, ресторатор, продюсер.
А. Бильжо
― И всё это неправда. А просто человек и художник Андрей Бильжо.
О. Чиж
― Спасибо.
