Эту удивительную историю я вычитал в Живом Журнале.
Автор - Михаил Пробатов, писатель из Иерусалима, пишущий под псевдонимом Беглый.
Капричос
Был художник Вовка.
Как с Севера вернёшься - сразу денег нет. Это уж так повелось. И, когда я приехал в Москву из Беломорска, у меня совершенно не оказалось денег.
Мне позвонил один парень и сказал, что его друг хочет купить себе белый офицерский полушубок, который я привёз из Карелии, и хорошо заплатит, если он ему по размеру подойдёт. Мы созвонились с этим человеком, покупающим тулуп в середине июля. Мне сразу стало интересно, потому что идиотизм такого характера близок мне, и я таким людям склонен верить.
Мы созвонились. Покупателя звали Володя. Часа в два дня он ко мне явился. Невысокий, примерно моего роста, удивительно красивый, хрупкий, белокурый, синеглазый с беззащитным, доверчивым и одновременно лукавым выражением лица, какое, наверное, может быть, только у совершенно пьяного ангела. На плече у него висела большая папка, в которых художники носят листы с графикой.
Он пришёл в восторг от тулупа, который пришёлся ему впору, и вот что он мне сразу объявил. Раз он купил такой замечательный тулуп, то его нужно немедленно пропить. Это просто грех – такой тулуп и не пропить! У меня он купил его за сто рублей – немалые деньги. И мне их тут же нужно было отдать соседке, это был догоревший уже до красных углей и очень злой долг.
- Ну и что? Я его сейчас вот, хотя бы в парикмахерской на Кольце сдам за полтинник, и девки с руками оторвут.
На пятьдесят рублей в Москве, в 74 году можно было пить очень долго и всерьёз. Но мне стало стыдно, и я отдал соседке половину долга, чему она была очень удивлена и несказанно рада.
- Да ты, парень-то совсем свой в доску, - заорал пьяный ангел, а Володя и был уже вполне в тонусе в тот момент. Он моментально загнал вещь, не в парикмахерской, а в мясном отделе магазина «Продукты» за 70 рублей. - Сразу едем к одной бабе, а у неё свободная хата, старики на Юге. И… там разберёмся.
Мы взяли тачку.
- Шеф, срочно! Трубы горят. Два аппарата.
Та, к которой мы приехали, звалась Татьяна. Так Вовка мне её представил.
- Она звалась Татьяна. Такая ж идеальная девушка – Мишель, осторожней. Танюша, звони какой-нибудь Ольге что ли. Явный некомплект.
Эта Татьяна, а девушку, действительно, звали Таня, была в Володю безумно влюблена, и в такой ситуации соображать разумно не могла. Поэтому она с тоской на бледном лице позвонила подруге, которую, кажется, не слишком любила, зато, хотя эта подруга звалась вовсе не Ольгой, а Дашей, это было как раз то, что было нужно. Даша жила, во-первых, этажом выше - прилетела, то есть, немедленно, во-вторых, она была очень больна, и её тут же вылечили полным чайным стаканом водки, после которого она сказала, слегка отдышавшись:
- Так. Теперь жить можно. Пока. Танька, мужики у тебя всегда – класс! Хочу сперва магнитофон! Где тут это…. Мне эти, как их, - она никак не могла вспомнить. – О! Вот это ставим! – но теперь уж я забыл название группы, которая тогда была так популярна. Всё, что было после Битлов, у меня в голове как-то перемешалось, а имена и вовсе забылись.
Загремел магнитофон. Даша танцевала, натыкаясь на мебель и что-то напевая на английском языке, понятном только ей одной.
- Мишка, тащи её в ту комнату, а то она сейчас уснёт! – закричал Володька.
Я подхватил танцовщицу, а она ловко ухватила со стола бутылку, и мы с ней исчезли. Что-то мы с этой Дашей там вытворяли, плохо поддающееся определению. К вечеру всё смешалось. А к ночи всё прояснилось. Девушки наши мирно спали на ковре в гостиной этой царской квартиры. Они спали точно так, как спали красавицы Рубенса, сражённые неумолимым Вакхом – не обременяя себя докучливыми одеждами. Вовка натянул на себя джинсы.
- Одевайся. Пошли.
- Куда? А выпить есть?
- В том-то и вопрос. В холодильнике ничего. У папаши в баре.
Мы прошли в кабинет, но огромный дубовый бар-холодильник (в те времена – чудо) был заперт на ключ.
- Плохо. Айда к маменьке в спальню.
Мы пришли в будуар жены советского лорда и стали перебирать у неё на грандиозном трюмо всевозможные флаконы. Наконец, я нашёл в одном из множества ящиков большую, больше поллитра бутыль с чем-то, как мы поняли из иностранной надписи, похожим на туалетную воду.
- Туалетная вода – чистый спирт.
- Чёрт! Импортная. Какой спирт-то? Не метиловый, а? – спросил я.
- Кто не рискует, тот не пьёт… шампанского. Открывай. Не подохнем. Выпьем, только девок чур не будить, с меня хватит плотского и земного, и я хочу тебе теперь свои работы показать. Они у меня с собой.
Мы утащили выпивку на кухню. Выпили по стакану иноземной туалетной воды, которая оказалась вполне пригодной для внутреннего употребления, и Володя Иванов стал показывать мне свои листы.
Да. Это был тот самый Вл. Иванов, чьи рисунки часто появлялись в то время на последней полосе «Литературной газеты». Официально считалось, что он карикатурист. Но Владимир Иванов был карикатуристом настолько же, насколько Домье заслуживал этого звания. То, что я увидел, не было карикатурой. Это было что-то сумасшедшее. Это было именно то, что я здесь сейчас пытаюсь сделать, и вижу уже, что не вышло – Капричос.
Конечно, пересказывать сюжеты таких рисунков это безобразие, но у меня сейчас нет другого выхода. Комната, пустая, с голыми стенами, с тёмными ночными окнами. Кровать, где лежит иссохшая умирающая женщина. Посреди комнаты стол, на котором стоит детский гробик, теплится свеча. Только что распахнулась дверь. Хозяин с безумно радостным лицом размахивает трамвайным «счастливым билетом». Наконец-то, им повезло!
Ещё я решусь рассказать таким же способом один сюжет. Звёздное небо, тёмно-бархатное, бездонное, гоголевское. В небе ужасная голая ведьма верхом на красном с золотыми кистями знаме и, где четыре профиля: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Этого достаточно. Я и этого не должен был себе позволять.
Был в его рисунках какой-то профессиональный фокус что ли. Как-то немного искажалась перспектива, все пропорции, свет падал не вполне оттуда, откуда его зритель ждал – это производило сильное впечатление. Я не знаю, есть ли название у такого направления графики. И есть ли, вообще, такое направление, может, Володька сам это придумал.
Вот с каким человеком свела меня судьба. Он безнадёжно пил и пропадал. Когда была знаменитая неофициальная выставка в Измайлово, которую сравнивали бульдозерами, он рано утром вышел с папкой своих работ, чтобы ехать туда. На Цветном бульваре присел на скамейку, глотнул из бутылки, закурил, задумался. И прилёг на скамейку, подложив под голову свою папку. Он проснулся через час. Папки, где были все его работы за несколько лет, не было. Он мне рассказывал об этом со смехом. Он, вообще, очень часто смеялся.
Один наш с ним приятель работал на радио Голос Родины, вещавшей за рубеж. Мы пили у него в кабинете. Вовка выбросил в открытое окно полную пепельницу, и она, хоть по голове и не попала, зато опрокинулась на голову какому-то очень важному иностранцу, направившемуся дать интервью радиостанции, которую курировало КГБ. Это были шутки.
Однажды на веранде кафе «Огни Москвы», с огромной высоты он сбросил металлический диск, которым накрывается плевательница. Диск летел по ветру, падал вниз, и если б кому-то досталось, человека, безусловно, разрубило бы пополам. Иванова забрали в милицию. Он сказал, что работает в «Литературке», которая была тогда очень популярна, и попросил:
- Разрешите позвонить.
Володя позвонил прямо Главному редактору газеты, Чаковскому. И вот, Володя ему звонит и объясняет ситуацию. То есть, если протокол немедленно не порвут, то срок намечается большой.
- Ты даёшь слово начать лечиться и больше никогда не пить? – спросил сановный редактор.
- Даю честное слово, - сказал Володя.
Дело замяли.
Однажды позвонил мне:
- Приезжай. Выпьем вместе. Страшно одному. Я у матери сейчас.
Жена его периодически выгоняла, и кто бросит в неё камень? Володина мать была глубоко верующей, и скромная комната была убрана в соответствии с её верой. Множество икон в Красном углу. Полки с религиозными книгами. Чисто, просто, строго всё.
Сам Володя Иванов считал себя верующим, был крещён как православный, всегда носил на шее серебряный крестик.
- Мишка, спирт, - сказал Володя. – Разведи.
Я спирт редко развожу, но было очень жарко, душно в комнате. Он дал мне какую-то бутылку с водой. Я развёл в стаканах себе и ему.
- За что выпьем?
- Володька, - сказал я. – Давай выпьем за тебя, за твоё искусство. Держись!
Мы выпили. Володя положил голову на согнутый на столе локоть. Плечи его тряслись, и я подумал, что он плачет. Но он поднял голову, и я увидел, что он смеётся.
- Хорошо пошла? – я кивнул.
Он смеялся.
- Мишка, это я святой водой спирт развожу.
- Зачем? – в ужасе спросил я его, понимая, что это значит для него.
- Потому что мы продали душу дьяволу!
*
Однажды в одной компании отмечали чей-то День рождения. Все уже сидели за столом. Когда пришёл Володя, хотя его не пригласили:
- Ребята, - сказал он, не раздеваясь, не поздравляя и не снимая шапки, - у меня такое впечатление, что вы все меня не ждали и не слишком-то мне рады. И я вам предлагаю компромисс. Вы мне выдаёте бутылку со стола, и я линяю.
Кто-то стал его уговаривать остаться, кто-то молчал. Все смутились. Он взял бутылку, сунул её во внутренний карман пальто и ушёл. Говорят, было это где-то в Чертаново. Володя вышел на улицу, сел в автобус, автобус тронулся, Володя задремал. Когда автобус пришёл в парк, он спал. Водитель стал будить его и увидел, что он умер.
Он похоронен на Котляковском кладбище. Я не знаю, где сейчас его вдова, они, впрочем, кажется, разошлись. Не знаю, где его рисунки, занимался ли этим кто-нибудь, вообще.
Был художник Вовка и умер. Помнит кто-нибудь его рисунки на последней полосе НГ? Я, признаться, ни одного не могу вспомнить."
http://beglyi.livejournal.com/80547.html?mode=reply
Вот ссылка с сайта Литературки:
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg ... rt16_4.htm
(Иванов справа.)
У Златковского на сайте есть упоминание Владимира:
http://www.zlatkovsky.ru/picture/fulltext/?.text=tale
Гораздо больше должно быть написано в выходящей Истории Карикатуры.
Сысоев об Иванове:
- Кого из российских карикатуристов вы считаете талантливыми сегодня?- Двух человек считаю самыми талантливыми карикатуристами на сегодня: Владимира Иванова и Вагрича Бахчаняна. Первый давно умер, а второй живет в Америке. Тот и другой время от времени печатались в "12 стульях", в Литературке. Их советскими художниками никак нельзя назвать. Для них эти публикации были отдушиной, а "12 стульев" изучала вся интеллигенция. Как можно забыть рисунок Володи Иванова, в котором отразилась вся эпоха человечества: два дикаря при помощи палочки трением добывают огонь. Уже появился дымок, он поднимается вверх и превращается в ядерный гриб.
Существует некая Мария Иванова, собирающая его работы:
ivanova7777@mail.ru
(http://old.russ.ru/info/culture/exhib.htm)
А вот и еще одна ссылка по теме:
http://caricatura.ru/2001/04/03/url/master/ivanov/45
Кстати, эмблема нашей выставки о Политковской - "кисть-свеча" - работа Иванова.
